Инклюзия или один против всех. Так получилось в нашем классе. После сотрясения мозга, полученного в школе, пролежав три недели в больнице, Манюня не потеряла желания ходить в школу. Она лишилась почти всех своих дополнительных занятий, но школа — это святое. Как можно жить без школы?

Первая четверть второго класса

Летом мы практически не занимались — болела голова и не было никакого желания у ребёнка. На школьной линейке первого сентября обнаружилось, что у нас теперь Марьпетровна Четвёртая. Улыбчивая женщина средних лет с добрыми глазами, стройная, подтянутая, аккуратно одетая со скромной причёской и минимумом косметики. Она выглядела обнадёживающе.

Но второй класс — это продолжение первого. И нашей Марьпетровне IV было с детьми сложно. В классе дисциплина отсутствовала как понятие. «Вовочка» вошёл в раж и хулиганил с новыми силами, набравшись их за лето. Учиться никто не хотел, да и не умел. Почерк был хорошим у двух-трёх учеников и то, видимо, за счёт врождённых данных.

Наш Вовочка стал задирать девочек — поднимал им юбки, пристраивался сзади, мог ударить ножницами или карандашом ткнуть куда угодно. Ему не сиделось на уроках — он бегал по классу и мешал заниматься остальным. В первом классе детей было 32, во втором осталось 23. Марьпетровна сделать с Вовочкой ничего не могла. Дети жаловались. В конце концов родители детей собрались и пошли на приём к директору.

Директор развела руками: инклюзия…

Мы составили заявление на имя директора, в котором красочно и подробно описали как именно Вовочка мешает заниматься остальным детям, о том, что беседы с родителями уже проводились и не дали результата, о том, что он нарушает права остальных детей на получение образования и о том, что порой просто несёт угрозу их жизни и здоровью. Приложили копии выписок из больниц и травмпунктов. Кроме Манюниного сотрясения там ещё были у других детей: множественные ушибы, растяжение связок голеностопа, вывих руки, колотая рана предплечья. Нам казалось, что этого более чем достаточно для принятия каких-либо решительных мер в отношении нарушителя порядка.

На деле оказалось всё не так. Школа никак не может повлиять на таких хулиганов: ни выгнать, ни поставить на учёт. Может лишь «пальчиком погрозить». У нашего Вовочки мама работала юристом, поэтому грозить ей было бесполезно. Женщина прекрасно знала свои права и защищала права своего ребёнка.

Вдобавок ко всему в стране развернулась кампания по инклюзии «особенных» детей в классы и таких «вовочек» было в каждом классе по одному, а то и по двое-трое. Да, они забирали на себя всё внимание учителя. В нашем классе, к примеру, Вовочка сидел за отдельной партой, стоявшей на уровне стола учителя. Ну, как сидел: лежал, прятался под стол, вертелся и крутился. Марьпетровна стояла у его парты как привязанная, а остальные дети добывали знания как умели.

Директор повздыхала и вызвала социального работника. В нашей школе раньше был психолог, но с этого года её заменили социальным работником, в обязанности которого входила работа как раз с такими особенными детьми.

Социальный педагог — маленькая, худая женщина с жёстким колючим взглядом и странной улыбкой на лице сразу вызвала неприязнь. Она вошла в кабинет директора, выслушала нашу историю и сообщила, что проблема не в Вовочке, а в наших детях, которые не умеют социализироваться. И она возьмёт их на учёт и поработает, если мы не против. Мы были против. Тогда директор и соцпедагог пожали плечами и сообщили, что больше ничем помочь нам не могут.

Инклюзия или один против всех, а школа — дом для особенных детей

Выйдя из кабинета директора, мы долго не могли успокоиться и не знали, как помочь своим детям. А потом как-то возникла мысль о том, что нужно покинуть эту школу. Школу, в которой раньше учились Манюнин папа, бабушка и дедушка, все тётки и дяди. Мы эту школу считали своей, нашей и даже помыслить не могли о другой. Но теперь речь шла о безопасности ребёнка и решение нужно было принимать немедленно. В другую школу идти не хотелось никак. Мы стали изучать интернет и нашли семейное обучение. И задумались: может быть, это наш случай?

Во второй четверти в классе осталось 20 человек. Хотя в параллельных училось по 35.